Думала о ритме, темпе фильмов и пришла вот к какой мысли: если режиссёр планирует снять кино для массового зрителя, ему нужно попасть в темп нашей сегодняшней жизни (а он, как известно, сейчас быстрый); при желании снять кино элитарное, режиссёр должен, напротив, замедлить темп. Это искусство контрастов: кино как антипод нашей реальности (пример тому – длинные планы Тарковского, неспешное повествование). Причём я совершенно уверена, что коммерческий фильм в 21 веке стоит подгонять под темп жизни, даже если режиссёр надумал показать эпоху Возрождения. Залог успеха, кассовые сборы зависят от банальной причины – темпа; или фильм попадает в струю современности или не попадает; в последнем случае это будет кино для избранных. Я проанализировала многие работы, и лишний раз пришла к уверенности относительно роли темпа. Быстрый темп «правит бал» во всех фильмах массового проката, вне зависимости от изображаемой эпохи (темп речи актёров, темп смены планов и прочее). Всё это мне глубоко несимпатично. Я до последнего буду защищать лозунг «искусство для искусства», и любое произведение, которое я создаю, является для меня беседой с богами, способом познания и демиургической ролью. Теперь я могу сказать, почему время всегда интересовало меня. Время в кино – не в меньшей степени. Каждый режиссёр сам решает, каким будет время в его фильме: неспешным, глубоким, расширяющимся, как у Тарковского, Муратовой (ранние работы), Эйзенштейна, или быстрым, под стать жизни сегодняшней, как, к примеру, у Балабанова. Время в жизни – это темп в фильме. Что делает с человеком время, как оно обтёсывает его, разрушает, разлагает, меняет, облагораживает, убивает, умаляет, возвеличивает, делает подобным себе – всё это во власти режиссёра, который изберёт свой ритм, сделав его сердцем фильма. Да, ритм – именно сердце фильма, бьющееся на своей частоте.
Два века назад люди зачитывались Вергилием, теперь же его строфы стадии находить монотонными и, в целом, античную литературу в 21 веке читает редкий процент людей (чаще всего по необходимости, что относится прежде всего к учащимся ВУЗов). В 21 веке и чтение «Улисса» представляется чем-то тягостным, потому не стоит и надеяться, что кто-то предпочтёт Гомера Мураками. Ритм (в данном случае – ритм прозы, поэзии) играет важнейшую роль, это бесспорно. Он диктует вкус, возносит на вершины всевозможных топов, вручает премии и навязывает моду. Так искусство неминуемо распадается на массовое и элитарное; первое зовётся современным, второе же – вне времени. В 21 веке врмя ускоряется, в 22 – движение приблизиться к тотальной хаотичности и дежурная фраза «у меня нет времени» будет исходить из уст человека, едва он появится на свет из лона матери. Время начинает быть подобным мысли, которая со скоростью, превышающей скорость света, переносит нас в любой уголок мира. Когда время опередит мысль, безумие завладеет людьми. Примирить противоположности сейчас – есть создавать антиподы времени века 21, возрождая неспешность, которая теперь элитарна в той же степени, в какой и произведения, ею насыщенные.